74 տարեկան հասակում մահացել է 20–րդ դարի խոշորագույն ռուս բանաստեղծուհի Բելլա Ախմադուլինան։ Այս մասին հայտնում է ИТАР-ТАСС–ը:
ՌԴ նախագահն ու վարչապետը ցավակցություն են հայտնել բանաստեղծուհու հարազատներին և ազգականներին՝ նրա մահվան կապակցությամբ:
Բանաստեղծուհին երկար ժամանակ տառապում էր աչքերի ծանր հիվանդությամբ, ինչը նրան թույլ չէր տալիս վերջին ժամանակներս շատ գրել, քանի որ գրեթե ոչինչ չէր տեսնում:
Ախմադուլինայի առաջին ամուսին, բանաստեղծ Եվգենի Եվտուշենկոյի կարծիքով՝ Բելլան ոչ միայ մեծ բանաստեղծուհի էր, այլ նաև քաղաքացիական վեհանձնության օրինակ:
«Նա միշտ անվախ կերպով պաշտպանել է նրանց, ովքեր հայտնվել են դժվար իրավիճակում։ Երիտասարդ պոետները պետք է հասկանան, որ եթե ցանկանում են դառնալ մեծ անկախ պոետներ, Ռուսաստանի ձայներ, բանաստեղծական վարպետությունը պետք է անբաժան լինի քաղաքացիական խղճից»,– ասել է Եվտուշենկոն:
Ախմադուլինան ծնվել է 1937 թ. ապրիլի 10–ին Մոսկվայում։ Գրել սկսել է դեռևս դպրոցական տարիներից։ 1960թ. ավարտել է Մոսկվայի Ա. Մ. Գորկու անվան գրականագիտության ինստիտուտը։ Նրա բանաստեղծությունների առաջին հավաքածուն՝ «Նվագալարը», լույս է տեսել 1962 թ.,իսկ «Այգի» ժողովածուի համար նա արժանացել է ԽՍՀՄ պետական մրցանակի։
1964–ին Ախմադուլինան «Живет такой парень» կինոնկարում մարմնավորել է լրագրողուհու:
Ախմադուլինան մասնակցել է նաև «Մետրոպոլ» գրական ալմանախի ստեղծմանը։ Նրա գրչին են պատկանում նաև ժամանակակից գրողների մասին հիշողություններ, ինչպես նաև էսսե Ա. Պուշկինի և Մ. Լերմոնտովի մասին:
ТВОЙ ДОМ
Твой дои, не ведая беды,
меня встречал и в щеку чмокал.
Как будто рыба из воды,
сервиз выглядывал из стекол.
И пес выскакивал ко мне,
как галка маленький, орущий,
и в беззащитном всеоружьи
торчали кактусы в окне.
От неурядиц всей земли
я шла озябшим делегатом,
и дом смотрел в глаза мои
и добрым был и деликатным.
На голову мою стыда
он не навлек, себя не выдал.
Дом клялся мне, что никогда
он этой женщины не видел.
Он говорил: – Я пуст, Я пуст. –
Я говорила: – Где-то, где-то… –
Он говорил: – И пусть. И пусть.
Входи и позабудь про это.
О, как боялась я сперва
платка или иной приметы,
но дом твердил свои слова,
перетасовывал предметы.
Он заметал ее следы.
О, как он притворился ловко,
что здесь не падало слезы,
не облокачивалось локтя.
Как будто тщательный прибой
смыл все: и туфель отпечатки,
и тот пустующий прибор,
и пуговицу от перчатки.
Все сговорились: пес забыл,
с кем он играл, и гвоздик малый
не ведал, кто его забил,
и мне давал ответ туманный.
Так были зеркала пусты,
как будто выпал снег и стаял.
Припомнить не могли цветы,
кто их в стакан граненый ставил…
О дом чужой! О милый дом!
Прощай! Прошу тебя о малом:
не будь так добр. Не будь так добр.
Не утешай меня обманом.
НЕЖНОСТЬ
Так ощутима эта нежность,
вещественных полна примет.
И нежность обретает внешность
и воплощается в предмет.
Старинной вазою зеленой
вдруг станет на краю стола,
и ты склонишься удивленный
над чистым омутом стекла.
Встревожится квартира ваша,
и будут все поражены.
– Откуда появилась ваза? –
ты строго спросишь у жены.
– И антиквар какую плату
спросил? –
О, не кори жену –
то просто я смеюсь и плачу
и в отдалении живу.
И слезы мои так стеклянны,
так их паденья тяжелы,
они звенят, как бы стаканы,
разбитые средь тишины.
За то, что мне тебя не видно,
а видно – так на полчаса,
я безобидно и невинно
свершаю эти чудеса.
Вдруг облаком тебя покроет,
как в горных высях повелось.
Ты закричишь: – Мне нет покою!
Откуда облако взялось?
Но суеверно, как крестьянин,
не бойся, “чур” не говори
те нежности моей кристаллы
осели на плечи твои.
Я так немудрено и нежно
наколдовала в стороне,
и вот образовалось нечто,
напоминая обо мне.
Но по привычке добрых бестий,
опять играя в эту власть,
я сохраню тебя от бедствий
и тем себя утешу всласть.
Прощай! И занимайся делом!
Забудется игра моя.
Но сказки твоим малым детям
останутся после меня.
ПРОЩАНИЕ
А напоследок я скажу:
прощай, любить не обязуйся.
С ума схожу. Иль восхожу
к высокой степени безумства.
Как ты любил? Ты пригубил
погибели. Не в этом дело.
Как ты любил? Ты погубил,
но погубил так неумело.
Жестокость промаха… О, нет
тебе прощенья. Живо тело,
и бродит, видит белый свет,
но тело мое опустело.
Работу малую висок
еще вершит. Но пали руки,
и стайкою, наискосок,
уходят запахи и звуки.
По улице моей который год
звучат шаги – мои друзья уходят.
Друзей моих медлительный уход
той темноте за окнами угоден.
Запущены моих друзей дела,
нет в их домах ни музыки, ни пенья,
и лишь, как прежде, девочки Дега
голубенькие оправляют перья.
Ну что ж, ну что ж, да не разбудит страх
вас, беззащитных, среди этой ночи.
К предательству таинственная страсть,
друзья мои, туманит ваши очи.
О одиночество, как твой характер крут!
Посверкивая циркулем железным,
как холодно ты замыкаешь круг,
не внемля увереньям бесполезным.
Так призови меня и награди!
Твой баловень, обласканный тобою,
утешусь, прислонясь к твоей груди,
умоюсь твоей стужей голубою.
Дай стать на цыпочки в твоем лесу,
на том конце замедленного жеста
найти листву, и поднести к лицу,
и ощутить сиротство, как блаженство.
Даруй мне тишь твоих библиотек,
твоих концертов строгие мотивы,
и – мудрая – я позабуду тех,
кто умерли или доселе живы.
И я познаю мудрость и печаль,
свой тайный смысл доверят мне предметы.
Природа, прислонясь к моим плечам,
объявит свои детские секреты.
И вот тогда – из слез, из темноты,
из бедного невежества былого
друзей моих прекрасные черты
появятся и растворятся снова.
Однажды, покачнувшись на краю
всего, что есть, я ощутила в теле
присутствие непоправимой тени,
куда-то прочь теснившей жизнь мою.
Никто не знал, лишь белая тетрадь
заметила, что я задула свечи,
зажженные для сотворенья речи, –
без них я не желала умирать.
Так мучилась! Так близко подошла
к скончанью мук! Не молвила ни слова.
А это просто возраста иного
искала неокрепшая душа.
Я стала жить и долго прожилу-
Но с той поры я мукою земною
зову лишь то, что не воспето мною,
все прочее – блаженством я зову.
ցավալի է (((((((